Горесть неизреченная [сборник] - Анатолий Бергер

III

Владиславу Ходасевичу

…Судьба поэта в каждой строчкеИ точность каждой запятой,Парижской ночи мрак пустой,Российские лихие ночки.

На пьяных улицах свистки;Пайки, плакаты, приговорыИ тяжесть лиры.Кратки сборыИз ночи страха в ночь тоски.

Но взяли мы из рук твоих,Поэт, и злость твою и вздохи,Тяжёлый груз ночной эпохиИ наш взвалил на плечи стих.

И сеятель недаром твойПрошёл — зерно, пробив бетоны,Взошло свободною строкой,Хоть и слышны порой в ней стоны.

IV

Перекликались замыслы и звуки,Как древние дозорные костры,Трамваи шли в тартарары,И звёзды падали нам в руки,Твой белый стих в ночи белел,Пылали церкви, и поэтышли на расстрел,И предрекали кровь приметы,Катились казни по Руси,Жестокие сбывались сроки —Как скорбно, Господи спаси,Перекликались наши строки!О, как их слушала Нева,А то вдруг площади, вокзалы,То финский пригород, то шалыйШум электрички лез в слова.А помнишь, в тихом соснякеТы белку увидал на веткеИ ей прочёл. И впрямь, к строкеОна склонила слух свой меткий.«Природа не враждебна нам, —Ты мне сказал, — мы с нею вместе,Услышав светлое известье,Она сияет в лад стихам.Но жалкую почуяв ложь,Враз прячется и пропадает,То бьёт её лихая дрожь,То в злой озноб её кидает».И словно бы в ответ листокСкользнул, кружась, мелькнул и замер…Перекликанье наших строк!Как перестук во мраке камер…

V

О, наши ненависти, наши страсти…Как рассказать?Вот комната твоя,Журнальный столик, и листы, и счастьеСовместности, и чаша нам сия.Дверь на задвижку. Охраняют стеныОт милостей родителей твоих,О, как же наши тайны сокровенны,И как отчаян, и как звонок стих!Он небеса пронзает, он свергаетТвердыни зла, но друга два иль триЕго узнали…Светофор мигает,Дрожащие мелькнули фонари,Последний пассажир, на эскалаторСтупаю я, резиной пахнет гул,А в воздухе метание метафорИ ритмов всех размашистый разгул.О, как внезапно пели телефоны,Как лифты обрывались в глубину!Но и не только творчества законыМы знали, не поэзию одну.Любимые нас мучили жестоко,Пустых знакомств томила кабала.О, нищеты и тусклых служб морока!Но надо всем поэзия была!Она превозмогала все напасти,Летя к звездам с улыбкой на устах…О, наши ненависти, наши страсти!А за спиной уже маячил страх…

VI

И грянул гром с тяжёлой силой злобной,Внезапно, днём весенним, поутру.Я этот день запомнил так подробно,Что с памятью о нём, видать, умру.О, те шаги, заглядыванья в щели,Те голоса пустые, взгляды те,И всё взаправду, въявь, на самом деле,Не сон лихой, не строчка на листе!Потом Литейный, зданье, что могилойНазвать бы правильнее, кабинет,Откуда не выходят, а на нетКак будто сходят.И со мной так было.Лязг ружей. Конвоиры. Лязг ключей.Бетонный пол. Железной койки вздроги.О, стих мой милый — вздох души моей,Мечты мои — и вот теперь итоги.И ты — бетонный тот же меришь полПустынными шагами, той же дрожьюДрожит железо койки.Он пришёл,Наш общий час — о том и слово БожьеНам предрекало притчей о зерне,И о разбойниках, и об Иуде,О том и строки пели, и во снеНе зря метались взрывы, стоны, люди…Припомнить ли ту лобную скамью,Змею клевет, скользнувшую меж нами…Тогда-то мы испили — письменамиПредсказанную чашу нам сию.Ещё и встречи были, и слова,И даже строки снова, как бывало,Но каждый понимал, что миновалоТо роковое, чем душа жива.

VII

В машине, в клетке той железнойТрясло, мотало нас двоих,Как бы и впрямь, и въявь над бездной.И вдруг ты прочитал свой стих.

В нём город звонко и знакомоМаячил и сводил с ума,Сугробов белые изломыЛепила медленно зима,

И сквозь окошко благодарноТебе светили куполаЗа тяжкий жребий твой мытарныйИ светлых строк колокола.

И ты умолк, и всё, что било,И разобщало нас, и жгло,Перед строкой крутою силойВо мрак беспамятный ушло.

И только золото собораИ зимний город вдалекеПечальным отсветом укораМерцали мне в твоей строке.

VIII

Последняя встреча. Нары.Параша в углу. Скамья.Сумрак суровой кары.В последний раз ты и я.Как пронесу сквозь годыТот взгляд и тот разговор,Потолка злые своды.Двери, глазок в упор.Прощай. Между нами былиПоэзия, сны души,Тюрьмы жестокие были,Допросов карандаши.Прощай. Сгорело, как хворост,Счастье, черна беда.Неизреченная горестьНам теперь навсегда.

Красноярский край,

пос. Курагино

Елена Фролова

Как я заказала себе мужа

Мы шли по Невскому — моя подруга, наш приятель Эмиль и я. Было 30 апреля 1965 года. Обсуждали, как отметить Первое мая (мы тогда отмечали всё, что угодно — был бы повод собраться). К этому времени я уже была разведена. Молодая разведёнка — очень престижная позиция. И как полагается, капризничала:

— Позови кого-нибудь нового — все надоели.

Эмиль знал, казалось, весь Ленинград. Он вытащил пухлую записную книжку:

— Вот есть интеллектуал.